о чем книга тоня глиммердал
«Тоня Глиммердал»
Норвежская повесть о детстве, дружбе и чутком сердце
В жизни каждого человека встречалась особенная книга. Та, что оставила след в сердце, что-то изменила, отзывается снова и снова. Такую книгу мы бережем, перечитываем и рекомендуем. Искренне удивляемся и печалимся, когда к ней остаются равнодушными наши друзья и близкие.
Нередко такая встреча происходит в детстве. Я слышала восторженные истории о самых разных произведениях – «Тимуре и его команде» и «Тарасе Бульбе», «Властелине колец» или «Хрониках Нарнии». Причем часто такие заветные книги есть у совсем не читающих людей. Помню, одна моя знакомая восторженно рассказывала мне о повести «Четвертая высота» – со слезами в голосе и нецензурными выражениями. Человек, который далек от книжного мира и литературной речи, тоже несет в сердце важную для себя книгу-искорку.
Художник: Олег Бухаров
Сегодня я хочу рассказать о произведении, которое обязательно встало бы на полку рядом с любимыми «Дикой собакой Динго» Фраермана и «Сестренкой» Гернет, если бы существовало в моем детстве. Это повесть современной норвежской писательницы Марии Парр «Тоня Глиммердал».
Эту книгу хочется сравнить со звонким весенним ручьем. С морозной свежестью или с ожиданием Пасхи – в общем, с самым светлым, что живет в нас с самого детства. Здесь говорится о любви к родному краю – такой естественной, органично растущей из самого ребячьего сердца. О любви к людям – бескорыстной и чуткой. О дружбе, которая не признаёт таких ничтожных преград, как возраст или социальное положение. О помощи и сострадании, о доброй надежной руке близкого человека. И еще о важном – о прощении.
При этом вся «Тоня Глиммердал» – это чистое и звонкое, безграничное счастье детства, шалости и проказы, день рождения с огромным пряничным замком и звуки скрипки, разносящиеся в ночной тишине. Это повесть о ребенке, которого любят и принимают взрослые, а любовь, как известно, главный витамин ребячьего роста.
Художник: Олег Бухаров
«…посреди всеобщей безмолвной белизны чернеет точечка, которая собирается как раз сейчас нарушить тишину воплями. Черная точечка стоит на горе Зубец в начале очень длинного и очень крутого лыжного спуска. Точку зовут Тоня Глиммердал. Папа ее держит хутор в долине Глиммердал, а мама изучает море далеко на море. У Тони грива рыжих львиных кудрей. На Пасху ей исполнится десять лет. Она собирается отпраздновать юбилей так, чтобы горы пустились в пляс».
Тоня – единственный ребенок в долине. Ей не с кем гулять и играть – но она не унывает и не скучает
Тоня – единственный ребенок в Глиммердале. Ей не с кем гулять и играть. В деревне всего лишь несколько домов; развлечений, привычных современному человеку, нет никаких. Есть тяжелый крестьянский труд взрослых, есть школьный автобус, приезжающий за ней по утрам, есть пристань, к которой приходят корабли.
Но Тоня не унывает и даже, казалось бы, не скучает. Она гоняет по горам и долинам Глиммердала – зимой на лыжах, летом на велосипеде; горланит песни собственного сочинения, испытывает новые снегокаты, мечтает об аккордеоне, мотопиле и кроликах. Она помогает отцу возиться с овцами. Ждет маму из ее экспедиций. И каждый день, часто не по разу, заглядывает в гости к своему лучшему другу Гунвальду.
Гунвальду 74 года, он похож на старого тролля, но Тоня нежно его любит и не представляет себе жизни без него. Как и он без нее.
«В кухне Гунвальда у Тони есть свое место – у окна, свой крючок для шапки и своя кружка в шкафу».
Гунвальд ее крестный. Именно ему она доверяет свои радости и огорчения, рассказывает сказки, когда тот мрачен, а еще они вместе исполняют песню про черного козлика: Тоня поет, Гунвальд аккомпанирует на скрипке.
Художник: Олег Бухаров
«– Музыка – это мое сердце, – признался Гунвальд Тоне однажды. – Без скрипки я бы сдох и окаменел.
В такие дни, как сегодня, Тоня очень хорошо его понимает. Звуки скрипки пробирают насквозь… А в самом конце Гунвальд, как она и надеялась, закрыл глаза и мягко и нежно провел смычком по струнам – и старинная пастушеская песенка “Черный, черный козлик мой” наполнила теплую кухню. И тут Тоня снова заплакала, потому что она любит эту песню больше всего на свете: песня до того грустная, что в животе у Тони всё синеет».
Художник: Олег Бухаров
Вот эта любовь, которую сложно выразить, заполняет собой всё Тонино сердечко. Громкая, озорная, она любит всё и всех вокруг: молчаливого надежного папу, вечно отсутствующую маму, Гунвальда с его скрипкой и вообще весь Глиммердал – от гор до моря.
«– Горки вы мои, – шепчет Тоня. – И домики мои, – добавляет она, обернувшись и оглядев дома на дворе».
Читая книгу, понимаешь, насколько внимательно смотрит ребенок на окружающих его взрослых
Читая книгу Марии Парр, понимаешь, насколько внимательно смотрит ребенок на окружающих его взрослых, как быстро и без остатка он впитывает наше отношение к людям и миру. Тоню окружают чуткие, понимающие люди. Они вспахивают поля и удят рыбу, сажают овощи и принимают роды у овец, они трудятся с утра до ночи, но находят время, силы и нежность для одинокой, в сущности, девочки. Им интересно, что происходит в ее душе. А она платит им тем же – вниманием, заботой, чуткостью – как умеет. Недаром одна из веселых теток Тони сказала: «Тебе на лбу надо бы написать: “Добро пожаловать!”».
Во всём Глиммердале есть только один человек, который не любит Тоню и противостоит ей. Это Хаген, хозяин кемпинга, который на дух не переносит детей и не пускает их отдыхать в свои домики. Из-за него девочка лишается даже потенциальной возможности пообщаться со сверстниками: они просто не приезжают в Глиммердал. Но противостояние Тони и Хагена складывается интересно. Даже этот непробиваемый, черствый человек сдается в конце концов под напором Тониного обаяния и искренности. Нет, он не испытывает к ней симпатию – скорее недоумение и своего рода уважение.
Художник: Олег Бухаров
Обложка книги «Тоня Глиммердал» Марии Парр Как всякий ребенок, как всякий человек вообще, Тоня воспринимает мир со своей позиции. Ей кажется, что она знает всё про родной Глиммердал, и про папу с мамой, и про Гунвальда, конечно. Она великодушно старается понять маму, которой вечно нет дома:
«Если ты хочешь узнать что-то о море, ты должен быть на море, иначе нельзя. А если ты крестьянин в Глиммердале, ты должен быть в Глиммердале, иначе тоже нельзя».
С удивительным лиризмом описываем Мария Парр Тонину тоску по маме. Дети – редкие гости в Глиммердале, но в этот раз Тоне повезло, и приехали Уле, и Брур, и Гитта, и их мама.
«Случается, встретишь человека – и он тебе сразу понравится. С этой мамой как раз такой случай. У нее добрые глаза, и хотя она кажется усталой и замученной, от ее улыбки на кухне светлеет. Уле и Брур, перебивая друг друга, рассказывают о гонках на санях, Петер приносит еще один стул, Гунвальд выскребает сковороду и организует гостье порцию жаркого. А у Тони прямо живот разболелся, так не хватает ей сейчас мамы. Тоне хочется сесть под бочок к этой незнакомой женщине с добрыми глазами, прижаться к ней и почувствовать, как это бывает. Но она только улыбается ей со своего края стола».
Удивительный человечек Тоня вообще думает о других больше, чем о себе. Ее занимают судьбы, обиды, радости близких, происшествия прошлого, определившие их жизнь, да и просто их настроение.
«– Господи, позаботься обо всех, кого мучают любовные страдания, особенно о Гунвальде, а то что же он играет в беседке на скрипке зимой по ночам. Аминь», – так молится девочка перед сном.
А между тем в прошлом взрослых, как это водится, не так всё просто. Вот Гунвальд, например, сидит каждый день над каким-то письмом и тоскует. А потом приезжает странная великанша и оказывается его дочкой и высказывает неприязнь и презрение и к Глиммердалу, и к своему отцу. А Тоня недоумевает и негодует, мечется, тоскует, не понимает. Ей больно оттого, что любимый и знакомый, казалось бы, до каждого камешка край скрывает свои тайны и его прошлое не имеет к Тоне никакого отношения.
«Взрослые делают много глупостей. Но самое важное знаешь что? Дети ни в чем не виноваты! Ни в чем. »
В повести Марии Парр есть две важные мысли – и думается, что важны они не только для маленького читателя. Первая – дети не виноваты в ошибках взрослых.
«– Взрослые делают много глупостей, Тоня, я знаю, что говорю… Но самое важное знаешь что. Дети ни в чем не виноваты.
На каждое слово Нильс ударяет пальцем Тоню по коленке, словно вколачивает в нее эту истину: дети-ни-в-чем-не-виноваты.
– В чем не виноваты? – спрашивает Тоня едва слышно.
– Ни в чем. Все глупости взрослые делают сами.
Нильс говорит с железной уверенностью в своей правоте».
Старый Нильс из детской повести о глухой норвежской деревушке говорит об очень серьезном и грустном – о разладе, который происходит в нашем мире. В семьях, между друзьями, любимыми, между людьми, делающими одно дело. Взрослые выясняют отношения и самоутверждаются, оскорбляются и оскорбляют, спорят, кто прав. А страдают дети. Дети любят взрослых и видят свою вину в их разладе. Им хочется мира и любви. И как же важно, чтобы взрослые увидели это – и себя со стороны, и то, что происходит в душе ребенка!
Вторая мысль, которую доносит до читателя Мария Парр, – важность прощения. Жизнь Гунвальда, персонального Тониного друга, оказывается, скрывала много крутых поворотов, обид и горестей. Как распутать этот узел, где обоюдные обиды крепли годами, неприязнь питалась молчанием и черствело в одиночестве сердце? И Гунвальд, и его дочка Хейди не видят выхода из этого положения. А Тоня видит.
Художник: Олег Бухаров
Она с истинно детской прямотой и чистосердечием говорит обоим о примирении. Говорит им друг о друге: Гунвальду – о страдавшей без отца Хейди, Хейди – об одиноком брошенном отце. Тоня произносит порой обидную, но такую важную правду. И правда эта лечит взрослых – как горькое лекарство.
«– Тоня, ты не понимаешь, как это было. Я мучился все эти годы, стараясь забыть о ее существовании, потому что…
– Нельзя так думать! – кричит Тоня. – Если ты папа, то ты навсегда папа. Ты не можешь перестать быть папой потому, что случилось что-нибудь глупое или плохое!»
«Если ты папа, то ты навсегда папа. И не можешь перестать быть папой, потому что случилось что-нибудь глупое»
И этой маленькой девочке с чуткой и глубокой душой удается то, о чем тайно мечталось долгие годы, но что не представлялось возможным. И Глиммердал становится еще прекраснее, хотя, казалось бы, куда больше. В нем больше нет тяжелой обиды, в нем звучит скрипка и детский смех, а Хаген так и не смог развивать свой бизнес в этом странном месте, где не ставят прибыль на первое место:
«Тоня Глиммердал стоит перед лощеным богачом, и ей ужасно хочется треснуть его по башке. Важные вещи – это дом и друзья, мама и папа, звуки скрипки и горы, река и море, которое поднимается, – вот это важно. А деньги совсем не важны».
Тоня, как солнышко, собирает вокруг себя людей, близких и дальних. Счастье живет в ней, в ее сердечке, но его так много, что оно выплескивается, заполняя всё вокруг, согревая тех, кто давным-давно забыл дорожку в детство.
«Тоня рассказала Хейди сказку и спела песню, но теперь она не может вымолвить ни слова. Она ощущает внутри себя что-то большое и теплое и не знает, как ей с собой быть».
Тоня Глиммердал – удивительный пример честности, чуткости, дружбы и деятельной любви. При этом она вся, целиком, без остатка настоящая, в ней нет ничего наносного, лицемерного, ничего чужого и заимствованного. Она действительно сердце своей чудной долины, своей маленькой деревушки. И – редкий случай – она умеет подружить читателя с каждым персонажем, каждым камнем и деревом, склоном и изгибом реки. Влюбить его в свой мир.
Особо я хочу сказать об иллюстрациях. Книга вышла в издательстве «Самокат», а художник Олег Бухаров оживил ее своими рисунками. Они выполнены простым карандашом, напоминают работы абстракционистов, но при этом точно и понятно (важный момент!) раскрывают и характеры героев, и красоту долины Глиммердал. И мне показалось настоящим чудом, что несколькими простыми карандашными линиями можно передать характеры и эмоции, иронию и нежность, красоту природы и радость детства.
Тоня Глиммердал
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 32
 Если ты папа, то ты навсегда папа. Ты не можешь перестать быть папой потому, что случилось что-нибудь глупое или плохое.
Несмотря на то, что я намеренно держал «Тоню» в ридере без малого год с прочтения «Вафельного сердца», синдрома второй книги избежать не удалось, потому что фирменный типаж ребёнка Марии Парр остался без каких-либо изменений (он по-прежнему должен свернуть себе шею в любую минуту, но всегда отделывается лёгким испугом), а события книги происходят в тех же прекрасных декорациях, вдоль и поперёк исчерченных лыжнёй.
Но вдруг сюжетный маршрут движения Тони Глиммердал делает крутой поворот от *Господи, что за прелесть – веснушки на коленках* в сторону очень частного случая вопроса отцов и детей, оказывая на меня, читающего родителя, глубокий психотерапевтический эффект.
Все просто, друзья – Дети ни в чём не виноваты. Все глупости взрослые делают сами.
Тоня Глиммердал
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Книга издана при финансовой поддержке норвежского фонда NORLA (Норвежская литература за рубежом)
© Det Norske Samlaget 2009
Norwegian edition published by Det Norske Samlaget, Oslo
Published by agreement with Hagen Agency AS, Oslo
© Дробот О., перевод, 2011
© Бухаров О., иллюстрации, 2011
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом „Самокат“», 2011
Письмо
Едва ты сойдешь с корабля на пристани внизу, как сразу почувствуешь ветер Глиммердала. Даже сейчас, в зимние холода, ты его непременно различишь. Просто прикрой глаза. Он пахнет соснами. И елками. А теперь – вперед.
Тебе нужно идти прямо, никуда не сворачивая, мимо закрывшегося киоска, магазина, парикмахерской Тео и дальше всё время вдоль реки.
Поначалу дорога довольно ровная и попадаются дома. Возле одного из крайних стоит экскаватор. Здесь живут Петер с мамой.
Потом снега и леса станет больше, а домов меньше. Дорога сделается вдвое уже и вдвое круче.
Очень может статься, ты усомнишься, туда ли идешь (если сомнения не одолели тебя раньше). Но всё в порядке. Едва ты так подумаешь, как сразу увидишь указатель. «Глиммердал» – написано на нем. Ты идешь, как ни странно, правильно.
После указателя первым появится кемпинг. Слушай меня внимательно. Ни за какие коврижки туда не заходи! Не послушаешься – пеняй на себя. Не говори потом, что тебя не предупреждали. Клаус Хаген, владелец кемпинга «Здоровье», такой противный человек, что по-хорошему его надо бы засунуть в стиральную машину и прополоскать ему мозги. Он не понимает шуток и ненавидит детей, особенно если они издают звуки, особенно громкие. А уж если дети разобьют из рогатки окно в кемпинге (не нарочно, само собой), то их он ненавидит лютой ненавистью! Ребенок, разбивший окно, тоже Хагена не любит, если уж хотите знать правду. Случается, ночью она лежит и думает, не разбить ли еще одно.
Так что если у тебя на плечах голова, в кемпинг лучше не суйся.
За кемпингом лес, снег пригибает ветки почти до головы. Кое-кто называет этот лес Сказочным. За лесом стоит зеленый дом Салли, он на сказку совсем не тянет. Лиловые букли самой Салли виднеются за горшками в гостиной. Салли тебя уже заметила. Она всегда на посту и всё видит. Будь ты мышкой в маскировочном халате, ты и тогда не проскользнешь мимо ее домика незамеченным. Вздремнуть после обеда она не ложится.
Благополучно миновав дом Салли, ты наконец увидишь мост через реку Глиммердалсэльв. Если перейти на ту сторону и подняться вверх по крутому взгорку, там будет хутор [1] Гунвальда. А если не переходить мост и пойти в горку влево, придешь на хутор Тони и ее семейства. Других хуторов здесь в предгорьях нет.
Ну вот – ты в Глиммердале. Добро пожаловать!
Глава первая,
в которой Тоня едва не делает сальто на лыжах
Холодными февральскими днями в Глиммердале очень тихо. Река не бурлит, она скована льдом. Птицы не щебечут, они улетели на юг. Даже овец не слышно, они заперты в хлеву. Кругом только белый снег, темные ветки и высокие молчащие горы.
Но посреди всеобщей безмолвной белизны чернеет точечка, которая собирается как раз сейчас нарушить тишину воплями. Черная точечка стоит на горе Зубец в начале длинного и очень крутого лыжного спуска. Точку зовут Тоня Глиммердал. Папа ее держит хутор в долине Глиммердал, а мама изучает море далеко на море. У Тони грива рыжих львиных кудрей. На Пасху ей исполнится десять. Она собирается отпраздновать юбилей так, чтобы горы пустились в пляс.
Клаусу Хагену, владельцу кемпинга «Здоровье», который так не любит детей, вроде бы грех жаловаться. Во всем Глиммердале всего один ребенок. А вынести одного ребенка, казалось бы, по силам даже Клаусу Хагену. Но нет. Как раз таких детей, как Тоня Глиммердал, Клаус Хаген на дух не выносит. Что-то в ней есть такое… Короче, постояльцы кемпинга «Здоровье» с первого взгляда понимают, что главная в Глиммердале – Тоня, а у Хагена просто кемпинг в ее долине. К счастью, маленькая повелительница Глиммердала гостеприимна даже сверх меры.
– Тоня, тебе на лбу надо бы написать «Добро пожаловать!», – сказала однажды тетя Идун.
Зимой следы Тони и ее лыж покрывают зигзагами весь Глиммердал из конца в конец.
– Я отпустил ее утром на выпас и жду, что она вернется к вечеру, – отвечает папа Сигурд, когда заглянувшие на хутор соседи спрашивают его, куда он подевал свою дочь, а об этом в Глиммердале спрашивают всегда.
«Гроза Глиммердала» – вот как называют Тоню.
Тоня переступает так, чтобы концы лыж смотрели строго на гребень Стены – отвесной скалы. Сегодня последняя пятница перед каникулами, их рано отпустили из школы, и сейчас еще светло.
– Зимние каникулы – хорошая штука, – говорит Тоня самой себе. – Зимние каникулы и катание с гор.
Спуск к Стене очень крутой. Настолько, что Тоне, стоящей в его начале, нелегко заставить себя тронуться с места, но с другой стороны – так всегда делают тетя Идун и тетя Эйр, когда приезжают домой на Пасху: они стартуют отсюда, с горы Зубец, и несутся на бешеной скорости, так что белая пена снега стоит за ними, как шлейф невесты. С гребня отвесной Стены они прыгают как с трамплина и летят высоко-высоко. Тетя Эйр вдобавок делает сальто.
– Мне для жизни нужны две вещи, – говорит тетя Эйр, – скорость и самоуважение.
Тоня считает формулу тети Эйр очень мудрой. И в отсутствие теток, пока они учатся в Осло, упражняется в вещах, связанных со скоростью и самоуважением.
Но есть одно железное правило: Тоня Глиммердал не делает даже простейшего прыжка на лыжах, если Гунвальд не следит за ней в бинокль из своего окна. Во-первых, что за радость прыгать, когда никто на тебя не смотрит? А во-вторых, хорошо, чтобы кто-нибудь мог позвонить в Красный Крест и вызвать спасателей, если она приземлится так, что встать уже не сможет. Дом Гунвальда довольно далеко от горы Зубец, зато у Гунвальда мощный бинокль. Тоня вскидывает руки и машет, показывая, что готова к старту.
Тишине в Глиммердале приходит конец.
– У Пера когда-то корова была! – кричит Тоня, отталкиваясь палками.
Когда несешься на лыжах, очень важно петь. Обычно, когда Тоня прыгает с отвесной Стены, она вопит так громко, что по шее Зубца сходят небольшие лавины.
– У Пера когда-то корова была!
Тоня приседает, сгибает руки и опускает голову, чтобы уменьшить сопротивление воздуха.
– Но всё же на скрипку ее он сменял!
Стена всё больше, гребень ее всё ближе, и Тоня знает, что петь теперь нужно оглушительно громко, иначе начнешь ужасно сильно раскаиваться.
– Но всё же на скрипку ее он сменял. – орет Тоня, и песня эхом раскатывается по горам Глиммердала.
Елки-иголки, ну и скорость! Ужас как быстро растет Стена прямо перед ней. Строго по курсу… Ну почему она не учится на ошибках?! Ну почему она ни на чем ничему не учится?! Вот-вот она окажется на гребне Стены. Вот-вот лыжня пойдет вверх.
Всё, пошла вверх. Тоня зажмуривается. Гребень. У нее сводит живот и немеют ноги.
– На добрую старую скрипку-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у.
Тоня летит. Ни разу прежде она не успевала пропеть так много из «Пера-скрипача» во время прыжка. Неслабо, однако, – почти целый припев! Если бы она умела делать сальто, как тетя Эйр, то успела бы сделать три.
«Но сальто я пока делать не умею, а жалко», – думает Тоня, продолжая лететь. «Или уже умею…» – думает она, потому что замечает, что голова у нее там, где должны быть ноги, а ноги – там, где обычно бывает голова.
Наконец, после совершенно замечательного затяжного полета, Тоня шмякается в снег, как шоколадная фигурка в кремовый торт. Кругом бело и холодно, Тоня лежит и не знает, жива она или нет. О том же наверняка тревожится сейчас у своего окна Гунвальд. Тоня лежит неподвижно. Потом слышит звук – стук своего сердца. Тогда она осторожно трясет головой, чтобы ее содержимое улеглось на место.
«Это было сальто или нет?» – думает она.
Глава вторая,
в которой Гунвальд и Тоня разговаривают о том, как было раньше
Дом, в котором живет Гунвальд, очень-очень большой.
У Гунвальда есть хлев и овцы, как и у Тониного семейства, только с его овцами непрерывно случаются неприятности. То они сбегают, то мрут, то объедают тюльпаны Салли. Счастье, что у Гунвальда при этом есть еще столярная мастерская. Благодаря ей он может насладиться старостью и попридержать пенсию. Гунвальду семьдесят четыре года, и он лучший Тонин друг.
– Неслабо, однако, – говорит Тоня в мрачные минуты, – закадычный друг у меня – упрямый старый пень. Всё же выбор в Глиммердале прискорбно мал.
Хотя на самом деле Тоня знает, что не выбрала бы в лучшие друзья никого, кроме Гунвальда, даже если бы в каждом доме Глиммердала имелось по ребенку десяти лет. Она любит Гунвальда так сильно, что у нее иногда щемит от этого сердце. Кстати, он ее крестный. Тоня считает, что папа с мамой проявили мужество, доверив огромному лохматому троллю нести ее к купели в день крестин. Если б Гунвальд был не в настроении, он легко мог разжать руки, и она бы шлепнулась прямо на каменный пол церкви. Когда на него находит, от него всего можно ждать, правда. И все-таки папа с мамой хотели, чтобы крестным был именно Гунвальд, и никто другой. Они положили Тоню в его огромные руки, и с той минуты он ее не бросает.
– Гунвальд, что бы ты делал без меня? – часто спрашивает Тоня.
– Я бы сам закопал себя в землю и сдох, – отвечает Гунвальд.
Завидев, что Тоня въезжает на лыжах во двор, Гунвальд биноклем отодвинул занавеску в сторону и высунулся на мороз. Он похож на слегка сутулого высоченного тролля. Раньше он был еще выше, просто ссохся в последние годы. Возраст, ревматизм и прочие дела, а к докторам он не ходит. Он до смерти боится врачей. К тому же стоит Гунвальду засунуть под губу табачку и прижать подбородком скрипку к плечу, как сил у него делается как у молодого быка. Нет лекарства лучше скрипки, говорит Гунвальд. Зачем нужен доктор, когда скрипка уже есть?
– Это было сальто? – спрашивает Тоня.
– Если это сальто, Тоня Глиммердал, тогда я лось! – хмыкает Гунвальд и спрашивает, обязательно ли Тоне приземляться каждый раз головой об землю, чтобы он непременно пугался, что она разбилась насмерть.
– Похоже, пока обязательно, – уныло отвечает Тоня.
В кухне Гунвальда у Тони есть свое место – у окна, свой крючок для шапки и своя кружка в шкафу. Гунда, черно-белая кошка Гунвальда, приходит потереться о ее ноги.
– Представляешь, у меня зимние каникулы. Э-эх. Помнишь, как было раньше?
– Когда раньше? – спрашивает Гунвальд и достает тарелку для Тони.
Гунвальд живет так давно, что «раньше» может означать какое угодно время.
– Тогда раньше, когда Клауса Хагена еще не было и у нас здесь был обычный нормальный кемпинг, – отвечает Тоня.
Да, это время Гунвальд отлично помнит.
– Что ни лето, там начиналось светопреставление, – говорит Гунвальд.
– Дети приезжали пачками, – говорит Тоня. – Иди себе в кемпинг и собирай детей как чернику, сколько влезет.
Гунвальд помнит и это.
Но потом появился этот мрачный зануда Хаген.
Он приехал, увидел Глиммердал и понял, что это потрясающее место. До того неповторимым показался ему Глиммердал, что он взял и купил кемпинг. Денег у этого Хагена куры не клюют. Он построил в кемпинге новые домики, навел там такую красоту, что Тоня и все прочие жители Глиммердала не могли нарадоваться. Закончив ремонт, он открыл кемпинг снова. «Кемпинг Клауса Хагена „Здоровье“ – самое тихое место Норвегии, – говорится в его рекламной брошюре на первой странице. – Те, кто ищет покоя и тишины, найдут их здесь».
Сначала Тоне всё очень нравилось. Приезжало много людей, ищущих покоя и тишины, а нет ничего приятнее, чем когда сюда в горы приезжают гости. Но одно обстоятельство озадачивало ее, и чем дальше, тем всё сильнее. Почему перестали приезжать дети?
Не в правилах Тони подолгу ломать над чем-то голову, поэтому она села на велосипед, поехала к Клаусу Хагену и так и спросила его:
– Слушай, Клаус Хаген, а почему в твой кемпинг никогда не приезжают дети?
– Потому что в мой кемпинг запрещено приезжать с детьми, – ответил ей тогда Хаген.
– Что-что? – переспросила Тоня.
– Гости кемпинга приезжают послушать, как шумят сосны и бурлит река, а не как плачут, орут и вопят дети, – ответил Клаус Хаген и посмотрел на свои часы.
Тоня стояла как громом пораженная. Ничего хуже этих слов Хагена она в жизни не слыхивала, решила Тоня. Но, как оказалось, она поторопилась с оценкой, потому что Клаус Хаген тут же легко побил свой прежний рекорд.
– Трулте, то, что я сказал о криках и воплях, касается и тебя тоже.
– Я Тоня, – поправила Тоня.
– Да. Тоня, зачем ты днями напролет голосишь песни? Давай прекращай!
Тоня от изумления прочистила пальцем ухо.
– Ты нарушаешь покой моих гостей, когда с песнями проносишься мимо кемпинга на велосипеде, – сказал Хаген и изобразил на лице вежливую улыбку.
– Ты хочешь, чтобы я перестала петь в собственной долине? – переспросила Тоня, желая убедиться, что поняла правильно.
– Что значит «собственной», – буркнул Хаген раздраженно. – Я рекламирую свой кемпинг как самое тихое место в Норвегии, и будь любезна считаться с этим.
Тогда Клаус Хаген и совершил самую большую ошибку в своей жизни. Никому не дано безнаказанно запрещать грозе Глиммердала петь. Это Хагену сказал бы любой человек. Если бы он спросил, конечно.
– Извини, не могу, – ответила Тоня Глиммердал.
И поехала к себе наверх, распевая так, что молодые деревца вдоль дороги полегли до земли.
После этого случая Тоня петь не перестала. Даже стала петь еще больше, если хотите знать правду. Особенно когда она едет мимо кемпинга. Клаус Хаген – он смотрит на нее как на вредное животное, ну вроде того.
Осенью всё стало еще хуже, потому что Тоня имела несчастье разбить из рогатки окно в кемпинге. Вовсе не нарочно, ясное дело. Она целилась во флагшток. Такой чистый, звонкий звук, когда попадаешь во флагшток. И к тому же это очень трудно. Даже Тоня Глиммердал – и та иногда промахивается, когда стреляет по флагштоку.
– Ой, – сказала Тоня, когда зазвенело стекло.
И быстро поехала домой и достала все деньги из копилки. Она положила их в красивую коробочку, которую они смастерили с Гунвальдом. И вручила коробочку Хагену вместе с глубокими и подробными извинениями.
Но этот Клаус Хаген не захотел взять коробочку! Вынул деньги, а ее саму вернул, скривившись.
– А это мне зачем? – сказал он.
Зачем-зачем! Мог бы хранить в ней деньги, раз их у него так много, подумала Тоня.
Клаус Хаген чихнул и закрыл дверь.
После того разговора Тоня сдалась и поняла, что пытаться подружиться с Хагеном – дело безнадежное. Потому что Хаген – одна большая безнадега, от макушки до пяток. Отказаться от такой коробочки! Ни один человек во всей Норвегии так бы не сделал! Она промучилась с аппаратом для выжигания всю субботу, чтобы нарисовать птичек на крышке.
– Он ничего не понимает в искусстве, – ответил Гунвальд, когда она рассказала ему всё.
– Он вообще ничего не понимает! – сказала Тоня сердито.
– Этот кемпинг – долина грусти, – говорит Тоня теперь. – Ни одного ребенка!
– Гунвальд, – продолжает она, – все-таки здорово, что я так оживляю твою жизнь, а то сидел бы сейчас и глотал обед совсем один.
Гунвальд усаживает свое длинное тело на стул, и в коленях и в локтях раздается хруст.
– Аминь, – говорит он негромко.
Они угощаются жареными котлетами, и жареным мясом, и жареными ребрышками, и Тоня думает: почему еда у Гунвальда гораздо вкуснее всякой другой еды, которую ей доводилось пробовать?
– Знаешь, что там готово к серийным испытаниям? – кивая на мастерскую, спрашивает Гунвальд внезапно, не успев подумать о том, чтобы надо бы сначала проглотить всё, что у него во рту.